Неточные совпадения
Поэт и мечтатель не
остались бы довольны даже общим видом этой скромной и незатейливой местности.
Вы любите вопрошать у самой природы о ее тайнах: вы смотрите на нее глазами и
поэта, и ученого… в 110 солнце
осталось уже над нашей головой и не пошло к югу.
Куда же делась поэзия и что делать
поэту? Он как будто
остался за штатом.
— Это удивительно! но она великолепна! Почему она не поступит на сцену? Впрочем, господа, я говорю только о том, что я видела.
Остается вопрос, очень важный: ее нога? Ваш великий
поэт Карасен, говорили мне, сказал, что в целой России нет пяти пар маленьких и стройных ног.
Другие были слишком здоровы и слишком мало
поэты, чтоб надолго
остаться в спекулятивном мышлении без перехода в жизнь.
У одного вода размягчит мозг, другой, падая, сплюснет его, оба
останутся идиотами, третий не упадет, не умрет скарлатиной — и сделается
поэтом, военачальником, бандитом, судьей.
Брат пустил по рукам стихотворную басенку о «Пачкуне,
поэте народном». Эта кличка так и
осталась за Пачковским.
И мне говорили, что Пушкина след
В туземной легенде
остался:
«К
поэту летал соловей по ночам,
Как в небо луна выплывала,
И вместе с
поэтом он пел — и, певцам
Внимая, природа смолкала!
Недаром Некрасов называл «блаженным» удел незлобивого
поэта, но и недаром он предпочел
остаться верным"музе мести и печали".
Миллионы было
поэтов, и даже очень известных, а по проверке временем
осталось их на всем белом свете не более двух десятков, конечно не считая меня.
Дело ясное: все искатели на попятный, все женихи прочь, морген фри, нос утри, один
поэт остался бы верен с раздавленным в груди сердцем.
Но в ожидании его, идеала — женихи и кавалеры разных орденов и простые кавалеры, военные и статские, армейские и кавалергарды, вельможи и просто
поэты, бывшие в Париже и бывшие только в Москве, с бородками и без бородок, с эспаньолками и без эспаньолок, испанцы и неиспанцы (но преимущественно испанцы), начали представляться ей день и ночь в количестве ужасающем и возбуждавшем в наблюдателях серьезные опасения;
оставался только шаг до желтого дома.
Да и не мудрено: действительность, из которой почерпает
поэт свои материалы и свои вдохновения, имеет свой натуральный смысл, при нарушении которого уничтожается самая жизнь предмета и
остается только мертвый остов его.
Волынцев и к утру не повеселел. Он хотел было после чаю отправиться на работы, но
остался, лег на диван и принялся читать книгу, что с ним случалось не часто. Волынцев к литературе влечения не чувствовал, а стихов просто боялся. «Это непонятно, как стихи», — говаривал он и, в подтверждение слов своих, приводил следующие строки
поэта Айбулата...
Предполагаем, что
поэт берет из опыта собственной жизни событие, вполне ему известное (это случается не часто; обыкновенно многие подробности
остаются мало известны и для связности рассказа должны быть дополняемы соображением); предполагаем также, что взятое событие совершенно закончено в художественном отношении, так что простой рассказ о нем был бы вполне художественным произведением, т. е. берем случай, когда вмешательство комбинирующей фантазии кажется наименее нужным.
Но это происходит вовсе не от того, чтобы не нашлось в действительности достойных натурщиков, а совершенно от другой причины, чаще всего просто от забывчивости или недостаточного знакомства: если в памяти
поэта исчезли живые подробности,
осталось только общее, отвлеченное понятие о характере или
поэт знает о типическом лице гораздо менее, нежели нужно для того, чтобы оно было живым лицом, то поневоле приходится ему самому дополнять общий почерк, оттенять абрис.
Церемония отпевания в церкви, затем картина кладбища и тихо опускавшегося в могилу гроба производила на нервы прежнее тупое чувство, которое оживилось только тогда, когда о крышку гроба загремела брошенная нами земля… Все было кончено, больше «не нужно ни песен, ни слез», как сказал
поэт; от человека, который хотел зонтиком удержать бурю,
осталась небольшая кучка земли да венок из живых цветов, положенный на могилу рукой любимой женщины.
— На радость веселой встречи-с, после девятилетней разлуки, — ненужно и неудачно подхихикивал Павел Павлович, — теперь вы, и один уж только вы, у меня и
остались истинным другом-с! Нет Степана Михайловича Багаутова! Это как у
поэта...
Впрочем, недавно изданный VII том Пушкина доказывает, что восприимчивая натура
поэта не
оставалась глуха к призывам общественных вопросов; только недостаток прочного, глубокого образования препятствовал ему сознать прямо и ясно, к чему стремиться, чего искать, во имя чего приступать к решению общественных вопросов.
Все, что окружает
поэта, противится этому стремлению, но оно все-таки
остается в душе его твердо и непоколебимо.
Но как мы заметили, борьба
поэта с обстоятельствами жизни не
осталась бесплодною: он многое преодолел, многого достиг силою своей твердой воли и природного ума.
Произведения таких
поэтов опять не могут иметь особенных поэтических достоинств,
оставаясь совершенно ничтожными и даже смешными перед судом людей, понимающих вещи как следует…
Все выходят вслед за нею. В потемневшей гостиной
остаются некоторое время Незнакомка, Звездочет и
Поэт.
Поэт и Звездочет стоят в дверях, готовые выйти. Незнакомка медлит в глубине у темной полуоткрытой занавеси окна.
Она поднимается наверх и смешивается с толпой, которая все время глухо ропщет в клубах пыли.
Поэт, задумчивый,
остается внизу.
А между тем нет ни одного замечательного русского
поэта последнего времени, который бы
остался совершенно свободен от этого мрачного настроения, который бы не принялся заживо хоронить себя.
У меня же, помню, затеплилось в груди хорошее чувство. Я был еще
поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть на женщину только
поэтом… Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, горы, лазурное небо. У меня еще тогда
осталась некоторая доля сентиментальности, полученной мною в наследство от моей матери-немки.
Губернатором все время при мне
оставался И.А.Баратынский, брат
поэта, женатый на Абамелек, той красавице, которой Пушкин написал прелестный мадригал: „Когда-то помню“ и т. д.
Оба рано выступили в печати: один — как лирический
поэт, другой — как автор статей и беллетристических произведений. Но ссылка уже ждала того, кто через несколько лет очутился за границей сначала с русским паспортом, а потом в качестве эмигранта. Огарев
оставался пока дома — первый из русских владельцев крепостных крестьян, отпустивший на волю целое село; но он не мог
оставаться дольше в разлуке со своим дорогим"Сашей"и очутился наконец в Лондоне как ближайший участник"Колокола".
Прежнего Огарева —
поэта и политического писателя не
осталось и следа в этом"живом трупе".
Поэт! Не дорожи любовию народной!
Восторженных похвал пройдет минутный шум,
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты
останься нем, спокоен и угрюм…
Но когда всякому вступающему в жизнь молодому человеку в наше время представляется как образец нравственного совершенства не религиозные, не нравственные учителя человечества, а прежде всего Шекспир, про которого решено и передается, как непререкаемая истина, учеными людьми от поколения к поколению, что это величайший
поэт и величайший учитель мира, не может молодой человек
остаться свободным от этого вредного влияния.
Остаются еще прозрения христианских мистиков и христианских
поэтов.
Остается неясным, считает ли Штейнер духовным опытом и духовной жизнью творческий акт
поэтов или философов.